Новичок в Антарктиде - Страница 23

Законы, по которым живут полярники

Двадцатилетний математик входит в науку как сложившийся учёный. Пушкин и Лермонтов в юном возрасте создали лучшие произведения русской поэзии. Моцарт мальчишкой писал гениальную музыку, а Таль завоевал звание чемпиона мира по шахматам.

Но я не знаю ни одного полярника, который стал бы знаменитым в юном возрасте: для того чтобы победить белое безмолвие, одного лишь вдохновения и гениального озарения мало. Прибавьте к этому силу воли, мужество, стойкость — всё равно мало. Нужен ещё опыт, приходящий только с годами. Гениями рождаются, опытными и мудрыми становятся. Пилоту нужно налетать много часов, чтобы стать настоящим лётчиком; хирургу — сделать сотню операций, чтобы обрести уверенность; полярнику нужно десять раз побывать на краю гибели, десять раз мысленно проститься с родными и близкими — и лишь тогда про него скажут: «Этот ничего, кое-чему научился».

Полярнику мало знать правила: каждую минуту, каждую секунду он должен готовить себя к случайностям. Ибо закономерность его полярной жизни — непрерывная цепь случайностей. Золотое правило полярника: выходя из лагеря в ясную погоду, помни, что через минуту налетит пурга; что трехметровый лёд бывает хрупок, как оконное стекло; что снег под тобою — это призрачный мост над пропастью, у которой нет конца.

Ни на мгновение не забывай о мелочах! Именно они — главная причина твоей возможной гибели. Недосушил обувь — обморозишь ноги. Не проверил рацию — товарищи не будут знать, где тебя искать. Плохо пришил пуговицу — схватишь воспаление лёгких.

Вспомни, из-за чего ты чуть было не погиб в прошлую экспедицию, — и проверь. Вспомни, из-за чего погибли твои предшественники, вспомни, из-за чего они могли погибнуть, — и проверь, сто раз проверь.

В те дни, когда «Визе» шёл от острова Ватерлоо к Мирному, я наслышался много таких историй. Мы собирались в каютах, пили кофе, курили и беседовали о всякой всячине. Меня поразило, что, рассказывая о самых тяжёлых днях своей жизни, полярники не теряли чувства юмора; признаюсь, это мне казалось даже кощунственным, но потом я осознал, что иначе нельзя, ибо юмористическое отношение к самому себе не только признак самокритичности — это и показатель душевного здоровья. Поразило меня и другое: люди, которые делали ошибки и оставались в живых вопреки логике, нисколько не считали зазорным рассказывать об этих ошибках, наоборот — «учтите, ребята, и не повторите».

Вот две такие истории.

«Мы были абсолютно уверены…»

— Это случилось в Восьмую антарктическую экспедицию, — начал Сидоров.

— Предыдущая экспедиция обходилась без станции Восток — её законсервировали, но ненадолго: уж слишком важные, уникальные данные можно было там раздобыть. Вновь открыть станцию поручили мне. Первым рейсом я взял с собой четырех Николаев: механиков Боровского, Лебедева, Феоктистова и повара Докукина. Перед отлётом из Мирного договорился с руководством экспедиции, что выйду на связь через три дня. Почему? Мы были абсолютно уверены, что на станции все в порядке и что расконсервировать её будет проще, чем вскрыть банку сардин. А чего опасаться? Ближайший человек — в полутора тысячах километрах, медведи остались в Арктике, об ураганах на Востоке мы не слыхивали. Мы были абсолютно уверены — и лишили себя связи.

— Вот что ты, Василий Семеныч, забыл взять с собой жену, я поверю, — вставил один из слушателей. — Но по своей воле оказаться на три дня без связи…

— У французов есть такое выражение: «Остроумие на лестнице», — весело парировал Сидоров. — Над тобой посмеялись, вышвырнули из квартиры, а ты сообразил, как надо ответить, когда считал ступеньки. Задним умом каждый крепок! Едва самолёт с Востока проводили, поняли, что влипли, оба рабочих дизеля и батареи отопления оказались размороженными. Очевидно, в системе охлаждения дизелей и центрального водяного отопления осталась жидкость.

В наступившей тишине кто-то присвистнул.

— Итак, дизеля вышли из строя, — продолжил Сидоров. — Температура воздуха на улице и дома одинаковая — минус сорок пять градусов. И мы без связи! Бей себя кулаками в грудь, рви на себе волосы, кричи во все горло — никто тебя не увидит и не услышит: радисты Мирного выйдут на связь ровно в 12.00 через трое суток. Можно было, конечно, лечь в спальные мешки и заснуть, чтобы увидеть во сне Садовое кольцо и регулировщика, который содрал с меня рубль штрафа, но через трое суток в этих мешках нашли бы пять штук эскимо. Значит, единственный выход был такой: попытаться из трех разорванных дизелей сделать один на что-то годный. С одной стороны, в первые дни пребывания на станции Восток категорически запрещаются резкие движения и подъем тяжестей, с другой стороны, не нарушишь инструкцию — эти первые дни станут последними. И мы нарушали — работали без сна и отдыха двадцать восемь часов подряд.

Вспоминаю — и сам себе не верю, — Сидоров улыбнулся. — Бывало, прилетишь на Восток, дотащишь до комнаты свой чемодан — и сердце из груди выскакивает, отдышаться никак не можешь. А тут и тяжести поднимали, и ртом дышали, и на сердце, которое вот-вот лопнет, и на «шарики кровавые в глазах» внимания не обращали. Знали: запустим дизель — наверное будем жить, не запустим — неминуемо погибнем. Собрали дизель за 18 часов. Порубили на дрова ящики, разожгли огонь и натаяли для дизеля литров сорок-пятьдесят воды. Скажете, можно дизель запускать? Правильно, получайте пятёрку за отличные знания в области техники. Ну а что делать, если аккумуляторы для стартерного запуска вышли из строя?