Новичок в Антарктиде - Страница 77

Вот почему выбор места для швартовки — чрезвычайно ответственная операция, которую руководство экспедиции осуществляет коллегиально. Гербович, Силин, Большаков и Овечкин должны были определить, куда подойдёт «Обь».

Гербович поставил свой вездеход параллельно барьеру — факт, которому я поначалу не придал значения. Но когда вслед за нами прибыл бульдозер и остановился перпендикулярно барьеру, Овечкин немедленно приказал водителю развернуться на девяносто градусов.

— А вдруг тормоза не в порядке? — пояснил он своё распоряжение. — Вода в море холодная, не купальный сезон.

— Правильно, — одобрительно сказал Гербович. — На Новолазаревской был случай, когда Семочкину пришлось догонять тягач, который двинулся без водителя в море: догнал и остановил буквально в двух шагах от барьера. На той же станции, когда прилетел первый самолёт, к нему подъехали на тягаче, выскочили, а тягач покатился к самолёту — чуть не в метре остановили!

Гербович, Силин и Овечкин пошли осматривать вмёрзший в снег трап, а Большаков сделал несколько шагов вперёд и начал палкой разрыхлять твёрдый наст.

— Знаете, где мы стоим? — спросил меня Пётр Фёдорович.

— На барьере.

— Смотрите.

Палка утонула в трещине, и я еле удержался от того, чтобы не отпрянуть назад.

— Снежный нанос, — пояснил Большаков. — Весь вопрос в том, насколько крепко он держится. Придётся проверить ещё разок перед приходом «Оби».

Потом мы поехали к одному из святых мест Мирного — памятнику Анатолию Щеглову. Ему было двадцать четыре года, когда он погиб в ледниковой трещине. В тягаче с балком находилось трое: двоих спасательной экспедиции удалось вытащить, а Щеглову, механику-водителю, уже никто не мог помочь. Провалившийся тягач зацепился на глубине нескольких десятков метров за края трещины и повис над бездной, придавив Анатолия краем кабины. И он навеки остался в своей ледяной могиле.

Люди, приходящие к памятнику, снимают шапки. Отчаянно сопротивляется Антарктида человеку, не прощает ошибок. Оказавшись в опасной зоне, водители иногда ведут тракторы «на вожжах» — привязывают к рычагам верёвки и идут за машиной. Так, кстати, и поступил Иван Луговой, когда спасательный отряд приблизился к месту гибели Щеглова. Так поступают и другие умудрённые опытом водители. Они теряют время, но сохраняют жизнь. Известное противоречие — молодость и опыт…

Дорогой ценой мы приобретаем свои познания в этом мире.

Кают-компания

Когда полярнику грустно, когда одолевают мысли о семье и далёком доме, когда кажутся постылыми вечные снега, айсберги, пингвины и невыносимо сознание того, что до прихода корабля нужно прожить бесконечную полярную ночь, — не оставайся наедине с самим собой, товарищ! Одевайся и иди в кают-компанию. Здесь такие же люди, как и ты, из такой же плоти и крови, столь же сильно тоскующие по Родине. Но когда вы окажетесь вместе, вам будет легче.

Будь благословенна, кают-компания полярной станции! Ты питаешь тела и врачуешь души, ты животворная влага, не дающая засохнуть вырванному с корнем дереву, ты философский камень, превращающий мрачного пессимиста в бесшабашного шутника.

Я где-то читал про полярную станцию будущего, обитатели которой нажимают кнопку и получают в свои комнаты обеды, завтраки и ужины. Одумайтесь, несчастные слепцы, ваши кнопки — от лукавого! Надевайте унты и каэшки и бегите сломя голову искать общество себе подобных, ибо полярник без коллектива противоестествен, как запертая в клетке птица.

Кают-компания — это не столовая и не клуб, это нечто большее и высшее. Это исповедальня, ритуальный храм, павильон для игр, арена всевозможных розыгрышей и биржа обмена новостями. Кают-компания — вечный источник бодрости, в который входишь усталым и размагниченным, а выходишь свежим и бурлящим, как прошедшая через сатуратор вода.

Если полярник за год не полюбил свою кают-компанию, если, вернувшись домой, он не поминает её добрым словом и тайком по ней не вздыхает, значит, профессию он выбрал неправильно. Потому что нельзя просто любить высокие широты — прежде всего нужно любить людей, с которыми вместе мёрзнешь и греешься, рискуешь жизнью и радуешься, тоскуешь по дому и переживаешь незабываемые мгновения возвращения.

Кают-компания Мирного погребена под сотнями тонн снега. Построенная четырнадцать лет назад на поверхности, она с каждым годом погружалась вниз на полметра, и теперь уже нужно спуститься по двум лестничным пролётам, чтобы попасть в зал, украшенный частоколом подпорок. Здесь стоят обеденные столы, которые по субботам выстраиваются в банкетные линии, тут и кухня, на которой хозяйничает самый популярный в Антарктиде повар Виктор Михайлович Евграфов, участник шести экспедиций. По вечерам здесь играют в бильярд, забивают «козла» и смотрят кино. Карт в Мирном нет. Полярники говорят, что любой, даже самый крепкий, коллектив могут разрушить карты и женщины. Антарктида — мужской континент, а карты Гербович раз и навсегда лишил права гражданства. Но если без карт полярники не скучают, то жены занимают почётное место в их мыслях и разговорах.

— Ночью, — трогательно рассказывает отзывчивым друзьям их сосед по столу, — я услышал Наташин голос: «Коля!» Открыл глаза…

— …а у постели, — подхватывает приятель, — стоит начальник отряда и нежно воркует: «Долго будешь дрыхнуть? Вставай, снег расчищать пора!»

Женская тема — любимая и бесконечная.

— И вот Пашка за два дня до ухода «Оби» познакомился, с ходу влюбился и сделал предложение. А по правилам не расписывают — выдержите, мол, месячный испытательный срок. Начальник экспедиции тогда написал ходатайство и по спецразрешению Пашку с той особой поженили. Всю последнюю ночь праздновали свадьбу, только под утро Пашка спохватился, что не успевает со своей молодой это… поговорить на личные темы. Утром «Обь» ушла, молодая помахала с причала платочком, и Пашка отправился на год покорять Антарктиду. Весь год изнывал от любви, чуть не половину суточных на радиограммы перевёл, и вот наконец возвращается домой. Смотрит на причал — не узнает свою нежно любимую! Фотокарточку захватить забыл, помнит только, что беленькая, курносенькая и стриженная под овечку и что пальто с лисой! Но ведь уходил-то он поздней осенью, а вернулся весной! И она теперь другая, и у него портрет не тот — свежей бородой причал подметает. Выбрал одну, вроде похожа, и тактично опрашивает: «Как вас, тысячу раз извините, кличут по имени?» — «Люба». — «Дорогая!» — завопил Паша и полез целоваться. Получил по портрету — не та Люба. Когда уже все разошлись — нашёл…