Всезнайку чуть ли не выбросили за борт. Правильно предлагал Остап Бендер: «Убивать надо таких знатоков!» Предупреждая поток писем разгневанных читателей, не стану называть фамилию этого человека, поставившего под сомнение неоспоримую связь замка Кронборг с трагедией Шекспира, тем более что всезнайка был справедливо заклеймён и изгнан с палубы в каюту.
Силуэт Кронборга остался далеко позади, а мы смотрели на датские берега и восхищались крохотной, по нашим российским масштабам, страной, которая дала миру великого физика Нильса Бора, обожаемого детьми и взрослыми сказочника Ханса Христиана Андерсена, замечательного скульптора Торвальдсона и одного из самых весёлых людей на свете — художника Херлуфа Бидструпа. А датчанин Витус Беринг, великий мореплаватель, подаривший свои силы и мужество России? А сын датского врача Владимир Даль?
И всё-таки самый знаменитый датчанин — Гамлет, принц Датский. Поэтому, уважаемые читатели, когда вы будете проходить по датским проливам, предварительно выявите и заприте в каютах всезнаек. И тогда вы сможете спокойно взирать на древние башни замка Кронборг, растроганно повторяя про себя:
«Офелия, о нимфа! Ты помяни меня в своих святых молитвах…»
Я начал приносить пользу — вёл протокол первого собрания коллектива станции Восток.
— Станция Восток — это подводная лодка в погруженном состоянии: так же тесно, так же трясёмся над каждым киловаттом энергии и так же не хватает кислорода…
Рассказывал Сидоров, а мы слушали, предельно напряжённые, даже те четверо из нас, которые уже зимовали на Востоке в предыдущих экспедициях.
— Наш закон — дружба, взаимопомощь и взаимовыручка. Без этого на Востоке не прожить и нескольких дней. А надо не только прожить, но и работать. Потому что в научном отношении Восток самая интересная точка Антарктиды: дважды полюс! Южный геомагнитный полюс Земли и полюс холода.
Сидоров говорил без всякой патетики, но чувствовалось, что он очень гордится своей станцией — да, своей. Он больше чем кто-либо иной имел право так её назвать. После того как 16 декабря 1957 года Алексей Фёдорович Трёшников на санно-гусеничном поезде пробился в район геомагнитного полюса, именно Сидоров возглавил первую зимовку. И спустя несколько месяцев научный мир был потрясён сенсационными радиограммами с Востока: температура неуклонно опускалась ниже доселе известных человечеству пределов. Безнадёжно махнув рукой, развенчанный Оймякон ушёл в тень: полюс холода переместился на ледяной купол Антарктиды 70… 75… 80 градусов ниже нуля! 87,4 градуса! Таков был минимум, зафиксированный на первой зимовке, — немыслимый холод, не укладывающийся в сознание. Может ли человек целый год жить в таких условиях? «Может, и не один год», — утверждал Сидоров, вновь прозимовавший начальником станции в составе Пятой советской антарктической экспедиции. И — новый мировой рекорд холода: 88,3 градуса ниже нуля.
— Василий Семёнович, хочется пощупать живого человека, который хлебнул такого мороза!
— Сам помёрзнешь в своё удовольствие, — засмеялся Сидоров, но разрешил «пощупать». — Поехали дальше. До сих пор я вас пугал общими словами, а теперь — конкретно. Расшифрую сравнение с подводной лодкой. Вы знаете, что Восток находится в полутора тысячах километрах от моря, на куполе Антарктиды, и на высоте три с половиной тысячи метров. Наша станция — самая высокогорная; к Южному географическому полюсу, где на станции Амундсена — Скотта зимуют американцы, купол снижается на целых семьсот метров. Значит, готовьтесь к горной болезни, будете ощущать острую нехватку кислорода. Она обостряется четырьмя обстоятельствами. Первое: по мере приближения к полюсу атмосфера вообще более разреженная, и подсчитано, что содержание кислорода в атмосфере Востока эквивалентно высоте пяти тысяч метров. Второе: количество осадков, выпадающих в районе станции, ничтожно, и это предопределяет почти абсолютную сухость воздуха, — суше, чем в пустыне Сахаре. Третье: сильнейшие морозы, при которых дыхание вообще затрудняется. Четвёртое: давление воздуха на Востоке почти вдвое ниже нормального… Иван Васильевич, правильно я говорю?
— У первые дни в голове будэ гудэть, як в трансформаторе, — подтвердил механик-водитель Луговой. — Да ишо юшка з носу…
— Не пугай, — небрежно отмахнулся другой ветеран, инженер-радиолокаторщик Борис Сергеев. — Жить можно.
— Жить будешь, но водку пить не захочешь, — обнадёжил геофизик Павел Майсурадзе. — Не возражаешь, Боря?
Сергеев кивнул, но при этом усмехнулся, явно подвергая серьёзному сомнению тезис Майсурадзе.
— А что? Со спиртом у нас получалось забавно, — припомнил Сидоров. — Казалось бы, вот оно, искушение, стоит в буфете графин со спиртом, протягивай руку и наливай! А пили мало, так как потом бывало худо. Случалось, что именинник обижался: «Эх вы, за моё здоровье выпить не хотите, а ещё друзья!» Обычно несколько человек отказывались, несмотря на упрёки… Вернёмся, однако, к первым дням пребывания на станции. Хотя все вы прошли специальное для восточников медицинское обследование и испытания в барокамере, ещё неизвестно, как ваши организмы перенесут акклиматизацию. А это, товарищи, серьёзный экзамен на звание восточника. Акклиматизация в зависимости от индивидуальных особенностей продолжается от одной недели до одного-двух месяцев и сопровождается головокружением и мельканием в глазах, болью в ушах и носовыми кровотечениями, чувством удушья и резким повышением давления, потерей сна и понижением аппетита, тошнотой, рвотой, болью в суставах и мышцах, потерей веса от трех до пяти, а бывает, и до двенадцати килограммов.