От Василия Семёновича Сидорова, который дрейфовал на этой льдине вместе с Гербовичем, я услышал как-то одну удивительную историю. Я попросил Владислава Иосифовича рассказать её подробнее.
На льдине жил пёс по кличке Профессор. Видимо, в жизни ему не повезло, он сталкивался о людьми, которые сделали все возможное, чтобы собака перестала уважать человека. Профессор был очень сильным, но нелюдимым псом, гладить себя он не позволял: наверное, помнил, как ласкающая рука неожиданно больно его ударила. И лишь к метеорологу Гербовичу он привязался — быть может, впервые в своей не очень весёлой жизни. Он ходил с ним на метеоплощадку, сопровождал во всех прогулках по лагерю, спал в тамбуре его домика и ревновал ко всем посягавшим на время и внимание хозяина.
Больше никого Профессор к себе не подпускал. Впрочем, никто и не пытался с ним сблизиться: все знали, что этот странный пёс не только не принимает ласки, но и может укусить. Лётчиков, которые бывали на станции, Гербович ставил об этом в известность и просил не обращать внимания на Профессора. Но один лётчик пропустил предостережения мимо ушей. Он слишком настойчиво пытался добиться расположения строптивой собаки, и Профессор рванул его за руку.
Тогда начальник станции приказал пристрелить собаку. Гербович ручался, что пёс никого не тронет, если его оставят в покое, но начальник стоял на своём — он не любил отменять приказы.
— Да, я так сказал, — подтвердил мне Гербович, когда я спросил его, действительно ли им была произнесена такая фраза. — Сознаю, что не имел права этого говорить, но что было — то было. Я сказал: «Если кто пристрелит собаку — я пристрелю его».
Это уже было ЧП. Начальник станции мог сурово расправиться с Гербовичем и был бы по-своему прав. Но, к чести начальника, он понял, что есть в жизни такие случаи, когда лучше всего не идти напролом. И больше не настаивал на том, чтобы убить Профессора, но приказал его вывезти. Этого приказа Гербович ослушаться не мог. Он добился главного: Профессор остался жить. Пёс убегал, никому не давался, и Гербович вынужден был сам погрузить его в самолёт и отправить на станцию Нагурского, на Землю Франца-Иосифа.
Через несколько месяцев на СП-4 прилетели корреспонденты. Она рассказали, что на станции Нагурского появилась какая-то одичавшая собака. Людям она не даётся, бродит вокруг лагеря и питается отбросами, даже на камбуз её не заманишь. Все махнули на неё рукой, пусть живёт одна, раз так хочет.
Гербович сразу понял, что это за собака, и с того дня мечтал об одном: найти Профессора и увезти его в Ленинград. И по окончании дрейфа Гербович попал на станцию Нагурского. Ему подтвердили: да, такая собака здесь есть, но лучше с ней не связываться, она совершенно дикая и может искусать. Гербович бросился искать пса, стал окликать его — и вдруг из-за сугроба к нему с неистовым визгом бросился на грудь до невозможности исхудалый и грязный Профессор.
Жители полярной станции глазам своим не верили: собака, которой они боялись едва ли не больше медведей, оказалась нежнее заласканного щенка. А Профессор совсем потерялся от счастья. Он ни на шаг не отходил от хозяина, которого так нелепо потерял и так неожиданно обрёл вновь. Когда Гербович куда-либо заходил, Профессор бегал у дверей, изнывая от беспокойства. Спал он у самой кровати хозяина, положив на всякий случай лапы на унты. Весь свой неизрасходованный запас любви и нежности пёс щедро расходовал на одного человека. Счастью Профессора не было предела, и не менее счастливый Гербович уже готов был отправиться с ним вместе в Ленинград, когда прилетевший на остров ученый-зоолог высказал Владиславу Иосифовичу одну горькую истину. Профессор — ездовая собака, рождённая на льдине, и цивилизация его убьёт: таких впечатлений, как обилие людей и быстроходный транспорт, он не вынесет. В первые же дни он либо взбесится, либо погибнет под колёсами грузовика… И если Гербович хочет, чтобы собака продолжала жить, чтобы она не подвергла опасности близких ему людей, Профессор должен остаться на Севере.
И сердце Гербовича второй раз обливалось кровью. Профессор что-то понял, он прижимался к ногам хозяина и жалобно скулил. Особенно забеспокоился он на взлётно-посадочной полосе. В дверь самолёта он пытался прыгнуть вслед за хозяином, а когда самолёт двинулся по полосе, пёс долго мчался за ним, струя от винтов его отбрасывала, но он падал, вставал и вновь мчался, пока машина не взмыла в воздух…
Потом Гербович узнал, что Профессор всё-таки примирился с жизнью. Человек, которому он позволил себя кормить, оказался тоже метеорологом, как и прежний хозяин, с которым Профессор расстался навсегда. Понемногу он привык к этому человеку, ходил с ним на метеоплощадку на сроки и стал отличным «медвежатником». Его фотография попала даже на страницы журнала «Советский Союз».
История с Профессором, пожалуй, единственная в своём роде, обычно между полярниками и собаками устанавливается полное взаимопонимание. Полярники очень любят своих собак, ласкают их и закармливают сверх всякой меры и никому не прощают плохого к ним отношения.
В одной из предыдущих экспедиций Волосана кто-то ударил в ухо, и с тех пор пёс плохо слышит. На редкость везуч был этот человек: он остался неизвестным, плохо провёл бы он зимовку, узнай товарищи его имя.
Рюрик Максимович Галкин рассказал мне такой случай. На станции СП-11 один полярник, назовём его М., застрелил собаку, которая его невзлюбила. М. долго отпирался, но улики были неопровержимы, и он сознался. И его подвергли самому жестокому наказанию, возможному на полярной станции: бойкоту. С ним не разговаривали, не отвечали на его вопросы и не садились за один стол. На всю жизнь запомнил М. этот урок.