Новичок в Антарктиде - Страница 55

Мой язык присох к гортани — так ошеломила меня неслыханная честь.

— Да, вы прораб, — подтвердил Сидоров. — Сколачивайте себе бригаду и завершайте монтаж.

И я сколотил и закончил. А за ужином Сидоров наградил мою бригаду (в которой, кстати говоря, оказался и Владислав Иосифович, добившийся допуска к работе без права подъёма тяжестей) пачкой великолепных сигарет. Более того, Семеныч был так потрясён тем, что смонтированный под моим руководством домик не разваливается от первого прикосновения, что поручил мне начать строительство дизельной — решение, из-за которого долго потом себя проклинал, ибо я так лихо собрал стены, что между двумя из них осталась десятисантиметровая щель. Панели пришлось разбирать, а прораба разжаловали и бросили на низовку. По наивности я думал, что мой провал останется неизвестным широкой публике, но не тут-то было. Через три недели, когда в кают-компании Мирного на вечере художественной самодеятельности ребята исполняли частушки, у меня от удивления отвисла челюсть:

Некто в должности прораба

На Востоке строил ДЭС.

И у него на целу залу

Не хватило материалу!

В этот момент на обычно непроницаемом лице Владислава Иосифовича слегка дрогнул один мускул, и я понял, кто подарил критиканам с баяном сюжет для частушки.

В кают-компании шёл разговор.

— С тягачами и не такое бывает, — рассказывал один из походников. — Семеныч был тогда начальником Востока, подтвердит. В тот день механик-водитель расчищал полосу, доработал до полудня и поехал обедать. Коробка скоростей включалась плохо, и, чтобы с ней потом не возиться, он выжал палкой сцепления и кое-как её закрепил. И вот, пока он уплетал борщ, палка под воздействием вибрации от работы мотора выскочила, и тягач пошёл! А механик спокойно отобедал, перекурил, вышел из кают-компании — батюшки! Машина уже в трех километрах!

— Семеныч, тягач удрал!

— Кто, кто удрал?

— Тягач!

— Доктор, — говорит Семеныч, — переутомился товарищ, выпиши ему полстакана валерьянки.

Короче, пока заводили трактор, бродяга тягач ушёл километров на пятнадцать. К счастью, упёрся в заструг и заглох — а то попробуй, догони его на тракторе!

— Ничего не выдумал, было такое, — с удовольствием подтвердил Сидоров.

Заканчивался прощальный обед, скоро санно-гусеничный поезд отправится в обратный путь.

— Будь человеком, Вася, отдай Тимофеича, — в десятый раз, но уже с безнадёжностью в голосе просил Зимин.

— Бери… — кивнул Сидоров, — …ящик коньяка, икру, запасные каэшки, унты… Что хочешь — поезду ничего не жалко.

— А Тимофеич?..

— Останется на Востоке, пока не закончу дизельную. В тот день, когда смонтирует систему — отпущу, и ни минутой раньше.

— Отдай, будь другом! — взывал Зимин.

— Дружба дружбой, а Тимофеич врозь, — отшутился Сидоров. — Каких ребят тебе даю! Дима Марцинюк, Коля Валюшкин — мало?

— Добавь Тимофеича — твой портрет над кроватью повешу!

— Можешь самого меня повесить — не отдам.

На другом конце стола хохот. Это Валерий Фисенко изображал в лицах будущее своих соседей через пятьдесят лет.

— Пивной ларёк, очередь. Подходит Коля и хрипит собравшимся: «Плесните, братки, про Восток расскажу!»

Ребята шутят, смеются, а на душе скребут кошки: нелегко придётся походникам! Им ещё хотя бы с недельку отдохнуть, набрать по нескольку килограммов веса, но нельзя: нужно успеть вернуться в Мирный до прихода «Оби», времени в обрез.

— Может, на самолёте обратно полетишь? — с улыбкой спросил Сидоров у Зимина.

— Нет уж, — поёжился Зимин и подмигнул Луговому. — На тягаче надёжнее. Правда, Ваня?

— Тягач, он свой, как лошадь, — прогудел Луговой. — Ну их к бису, самолёты, вертайся на гусеницах!

Мы уже знали, чем объяснялась такая «самолетофобия». Как-то Зимину и Луговому довелось лететь в Мирный на ЛИ-2. Погода была хорошая, ничто не предвещало неожиданностей. За несколько минут до посадки пилот выпустил лыжи: одна вышла, а вторая ни в какую! А горючее кончается! Пришлось садиться на одну лыжу. Как рассказывал Луговой, обнялись они с Зиминым покрепче и мысленно послали родным и близким приветственные радиограммы. Но все обошлось, самолёт сел, лишь погнув крыло. Правда, Луговой ухитрился разбить нос о своё же колено, но это уже «косметика», как говорил сам пострадавший.

Походники уходили в хорошем настроении. Щедрый Сидоров из своих запасов обул и одел обносившихся в походе ребят, поделился лучшими продуктами. Из Мирного на смену заболевшему Александру Ненахову прилетел Лев Черепов, неиссякаемый оптимизм которого наверняка пригодится в трудном пути. К тому же с поездом идёт весёлая компания магнитологов — Майсурадзе, Блинов и Валюшкин, которые будут устанавливать по дороге автоматические станции с атомными источниками энергии — первые автоматы по изучению магнитных явлений в Антарктиде. Объятия, поцелуи — и по приказу Зимина его ребята разошлись по машинам. Но Тимофеич решил продлить проводы. Заведя свой тягач, он рванул вперёд на два километра и остановился, тем самым дав нам возможность прокатиться на поезде.

Я выбрал «Харьковчанку» — одну из трех знаменитых машин, изготовленных специально для антарктических полярников рабочими Харьковского тракторного завода. Выбрал с умыслом: я был уверен, что водитель Виктор Сахаров не откажет мне в удовольствии посидеть за рычагами. И Виктор не обманул моих ожиданий: уступил своё место, и я по проложенной Тимофеичем колее гнал «Харьковчанку» один километр четыреста метров. Цифры эти привожу не случайно. Дело в том, что после меня выпросил у Сахарова рычаги Валерий Ельсиновский. Он вёл машину каких-то жалких шестьсот метров, но, едва остановившись, начал доказывать, что протянул её по Антарктиде больше меня. К счастью, нашлись честные люди, восстановившие историческую правду: Сахаров и штурман Морозов заверили подлинность приведённых мною цифр. И вы думаете, что доктор успокоился? Как бы не так! Он тут же сочинил небылицу, что якобы один водитель на остановке разводил руками и удивлялся: «В жизни не видел такую хромающую на обе ноги „Харьковчанку“! Уж не Санин ли её случайно вёл?» Разумеется, свидетели подтвердили, что я орудовал рычагами как подлинный мастер.